Жизнью, а не фантазией расплачиваюсь за каждую строчку…

писать Виталий Николаевич Семин

Писатель Виталий Николаевич Семин

12 июня Россия будет отмечать не только свой очередной национальный праздник, но и 80-летие со дня рождения замечательного русского писателя, ростовчанина Виталия Николаевича Семина. Во всяком случае, верится в то, что отметит. На Дону об этом юбилее вспомнили заранее. Стараниями вдовы писателя – Виктории Николаевны Семиной-Кононыхиной и критика Елены Джичоевой издана книга «Виталий Семин в письмах, воспоминаниях и литературной критике». 20 мая в Донской государственной публичной библиотеке прошел вечер памяти писателя, устроенный немецким центром библиотеки.

Начало

К сожалению, сегодня уже приходится объяснять, что значит для российской литературы творчество такого писателя, как Семин, ибо даже для многих студентов факультета филологии и журналистики ЮФУ это имя незнакомо. Приходится также рассказывать, какое влияние оказывал на окружающих самим фактом своего существования этот обычный и необычный по тем временам человек. Жизнь его, полная лишений и страданий, упорного служения выбранной цели, и началась с желания стать писателем.

Родившись, как понятно, в 1927 году, на фронт он попасть не мог по молодости лет. Но и этих совсем малых лет вполне хватило для угона в Германию. Впрочем, тут надо оставить свои представления о жизненном пути Семина и предоставить слово ему самому: слишком много пережитого им самим есть в его книгах, например, в повести «Сто двадцать километров до железной дороги»:

«… Мне предложили аспирантуру.

– Мы подумали, кому, – сказал мне перед зимней сессией декан, – и решили: тебе. Хоть ты и был не очень дисциплинированным и лекции пропускал. Но если подумать, то только тебе.

– Григорий Никитич, – сказал я, горько радуясь (поди ж ты, бывает такое!).– Мне в аспирантуру нельзя. Я был в Германии.

– Как в Германии? – побледнел декан. – Ты же в то время был мальчишкой!

– Вот мальчишкой и угнали.

– Но в документах у тебя ничего этого нет!

– Не написал, побоялся, что в институт не примут.

– И долго ты там пробыл?

– Три года.

– Три года? – растерянно развел руками Григорий Никитич, как будто бы «три года» все и решали. Он никак не смог сдвинуться с места».

Потом эти три года отразились в лучшем романе писателя, главной его книге «Нагрудный знак ОСТ». Там описан арбайтслагерь, где довелось побывать Семину в 1942-1945 годах. Сердце свое, конечно же, надорвал он там – в литейном цехе на фабрике Бергишес Мергишес. Добавила Германия и второй удар: после посещения ее через два десятка лет по приглашению одного из немецких издательств он не мог прийти в себя – как же так: побежденные живут гораздо лучше победителей. Да и на родине каждый жизненный шаг давался ему неимоверным трудом. А началось все с «Академии париков».

Дело «Академии париков»

Название безобидного самостийного студенческого кружка родилось по аналогии с «Академией надписей», членом которой был Проспер Мериме. От нечего делать, вспоминает один из бывших «академиков» Николай Горбанев, студенты четвертого курса филфака Ростовского пединститута на скучных лекциях шутили и подтрунивали над собой и товарищами, рисовали карикатуры, учреждали шутливые премии, словом, вели себя как настоящие студенты. Что и было поставлено им в вину. А началось «дело» седьмого января 1953 года, когда всех «академиков» вызвали в партком института поодиночке для дачи показаний. Стремительность, с которым дело было закончено, объясняется фоном: почти параллельно разворачивалось «дело врачей». Студентам вменялись в вину аморальность и антипатриотичность. Уже потом добавились «финансирование из фондов Рокфеллера» и «оргии, на которых были женщины в мехах». Сегодня ничего, кроме смеха, подобные обвинения вызвать не могут, а тогда для большинства «академиков» это закончилось исключением из комсомола, а для Виталия Николаевича, как тайного организатора и вдохновителя – исключением из института. Вскоре после смерти Сталина «дело» как бы испарилось. Исключенным из комсомола удалось окончить институт. Виталию же пришлось уехать на строительство Куйбышевской ГЭС – работы не было, да и компетентные органы настойчиво предлагали сотрудничать. Там, на стройке, он и начал писать свои первые рассказы.

Становление

Потом была у Семина работа в далеком донском селе под названием Большое Ремонтное, потом – возвращение в Ростов и работа в редакции только что появившегося «Вечернего Ростова». Как вспоминает писатель Владимир Моложавенко, привел в редакцию Семина известный донской писатель Владимир Фоменко. Когда много лет спустя вышла книга Виталия Николаевича «Женя и Валентина», то в главе, рассказывающей о работе предвоенной газеты, сотрудники редакции увидели свою газету, ее сотрудников и самого автора в лице корреспондента Слатина. Читая про заведующего отделом Вовочку Фисунова, все понимали, что это Иван Дмитриевич Ненахов с его любезными и по-актерски сделанными жестами… А сотрудник отдела Стульев – это Василий Родионович Креслов, маленький человек с марсианским черепом, низким мощным голосом, неистощимой работоспособностью и феноменальной памятью. Да и вообще многие редакционные работники отразились на страницах его прозы с точными портретными и психологическими характеристиками. Мы знали, пишет в своих воспоминаниях Владимир Семенович, что он тогда работал не только на газету, но и писал рассказы, повести, понимали, что это одаренный человек. Но, отдавая должное его уму и таланту, мы еще не понимали, что рядом с нами живет и работает тот, кто станет самым ярким писателем на Дону.

Точность деталей, выводящая автора, а за ним – и читателя на размышления о нравственных основах существования человека – стала одной из отличительных черт семинской прозы.

Василий Воронов вспоминал, как, говоря о литературе, Владимир Фоменко запальчиво и убежденно говорил: «Какие мы писатели? В Ростове один писатель – Виталий!…Посмотрите. как он вяжет слова… Как точна, предметна и прозрачна каждая фраза. Заметьте, он никогда без дела не описывает предмет или человека, но в то же время у него все появляется как бы само собой и как бы без участия писателя облекается в слова. Так умеют только большие мастера, Лесков, например…» И тут же добавлял: «И его травят, грызут… Думаете, статья в «Правде» – щелчок по носу? Обухом по голове! Бубновый туз на фуфайку! Теперь ни одно издательство не посмеет выпустить его книгу…» Речь шла об известнейшей повести Виталия Семина «Семеро в одном доме», напечатанной в журнале «Новый мир» в 1965 году.

В центре споров – повесть об окраине

Сегодня уже необходимо объяснять, какой резонанс вызывали в то время многие «новомирские» публикации в обществе. Как вспоминает Николай Скребов, успех этой повести у читателей превзошел все ожидания не только сторонников писателя, но, кажется, и его самого. Это был настоящий прорыв «на следующий этаж» современной литературы. Речь в повести шла о самой что ни на есть обычной жизни обычных людей на окраине городе. Особенный восторг вызывал образ Мули, воплотивший колоссальный опыт народного переживания. «Чтобы не писали о повести Семина, – говорил Анатолий Калинин на собрании ростовских писателей, задачей которого было разгромить повесть, – Муля – из тех русских женщин, которые не продадут и не предадут».

Писателя обвиняли в отсутствии связи мира окраины с большим миром. Но и тогда, а особенно сегодня видно, как много заставил увидеть своего героя Семин из окошка маленького дома – народный быт и бытие в военные и послевоенные годы.

По известной традиции нашей страны разгромная критика со страниц «Правды» сделала необыкновенной популярным имя Виталия Семина и его «Семерых в одном доме» (название повести придумано Твардовским). Как писал А.Н.Кондратович, замредактора «Нового мира», номера журнала с повестью долго лежали в киосках, имя автора ничего не говорило читателю. Однако стоило появиться статье в «Правде», как в тот же день эти же номера исчезли из всех киосков. Однако высочайшая оценка читателей и единомышленников в писательской среде, увы, не могла открыть Семину двери редакций и издательств почти десять лет. И не только это. Эдуард Барсуков вспоминает, как с горечью говорил ему Семин о таком факте: приехавший в Ростов Валентин Распутин хотел встретиться с ним, но кто-то его отговорил от этого.

С каким словом рифмовать слово «родина»

Началась полоса, как вспоминает Виктория Николаевна Семина-Кононыхина, почти полного непечатания, годы нищеты. Семин зарабатывает на жизнь рецензированием рукописей, самотеком приходящих в «Новый мир»: в журнале были люди, которые хотели Семину помочь. Эта работа была порой единственным постоянным источником дохода. Среди литераторов она считалась крайне непрестижной, но Семин делал ее с такой же степенью ответственности, как и писал свои книги. Этому «бурному потоку «самотека» очень повезло с рецензентом: Николай Горбанев признается однажды, что «в жизни не встречал человека, от которого исходило бы такое физическое ощущение ума… как чего-то высшего и абсолютно бесспорного».

Через девять лет после смерти писателя критик Игорь Дедков составит из этих рецензий книгу и издаст ее под названием «Что истинно в литературе». Небольшим тиражом она будет переиздана в 2005 году в Ростове-на-Дону.

Но именно в эти труднейшие годы рождается лучший роман писателя – «Нагрудный знак OST». Это роман-исследование того, на что способен человек, попадающий в нечеловеческие условия, а также о том, что помогает ему выстоять. Иначе и быть не может, потому что, по Семину, если литература – не исследование, то ею просто не стоит заниматься.

Главная книга жизни

Любимый «Новый мир» два года отказывался печатать роман , и в 1976 году его напечатал другой журнал – «Дружба народов». Потом «Нагрудный знак…» издали в обеих Германиях, в Чехословакии. Издательство «Бертельсманн» пригласило его в Мюнхен. О самом приглашении Семину долго было ничего не известно: коллеги из ростовской организации Союза писателей СССР как-то «не удосуживались» сообщить. Но в Германию он поехал и там попросил привезти его именно туда, где он отбывал три года каторги. Выяснилось, что действительно он помнит все. Окружающие удивлялись, когда он вел их к той самой фабрике, говоря: «Вот тут было другое здание, отсюда исчезла лестница…»

Как напишет в воспоминаниях о Семине Борис Можаев: «У него было страдание памяти. Но он знал непреложную истину: нельзя воскрешать в памяти страдания народа, не пережив их самому, не переболев сердцем и душой. Вот почему все его произведения автобиографичны и порой при отсутствии видимой остроты сюжета так захватывают сердце и душу читателя. Страдания не только волнуют, не только угнетают, но и очищают нас, рождают надежду на торжество в конечном итоге справедливости и добра».

х х х

Писатель Виталий Николаевич Семин умер 10 мая 1978 года от разрыва сердца. На его могиле друзья оставили надпись: «Прости, что мы не понимали, как труден и как одинок был путь к твоей вершине».

Читайте также...

Яндекс.Метрика