Моя война

Военные мемуары

Виктор Трощенко — в 1939 году и сегодня

Сайт «Живой Ростов» знакомит своих посетителей с воспоминаниями Виктора Трощенко, старшего научного сотрудника Института аридных зон ЮНЦ РАН, кандидата геолого-минералогических наук. Они тронули своей искренностью и каким-то не по-детски четким пониманием происходящего. Особенно тронуло то, что описываются события войны, происходящие на Украине — как в ее восточной части, так и на западе…

Когда началась Великая Отечественная война, мне было пять лет, когда закончилась — девять, я прекрасно помню и первый, и последний ее дни.

Начало войны застало нашу семью во Львове, куда мы попали незадолго до того. В Западной Украине был организован геологоразведочный трест «Львовуглеразведка», для формирования которого были прикомандированы ведущие геологи из Донбасса, в число которых попал и мой отец Владимир Васильевич Трощенко, работавший в тресте «Артёмуглеразведка». Очень скоро вслед за ним приехали и мы с мамой.

Меня, тогда еще совсем маленького, Львов поразил всем своим обликом старинного европейского города, совершенно непохожего на всё виденное мной до той поры — начиная с вокзала, где в ожидании седоков чинно стояли лакированные фаэтоны на резиновом ходу с зеркальными фонариками. Здесь были узкие невероятно чистые улицы, освещаемые газовыми фонарями, которые каждый вечер зажигали и каждое утро гасили фонарщики, мостовые с замысловато уложенными булыжниками, как семечки в подсолнухе, вывески на польском языке и многое другое.

Жили мы совсем недалеко от центра города, на улице Офицерской. Русское население составляло ничтожную часть, поляки жили своей привычной жизнью.

Наши квартирные хозяева, пан Алойзи Свенс, бывший виноторговец, и пани Стефания Свенсова, занимали первый этаж, а мы — второй. Первое мая отпраздновали весело, хотя ожидание войны висело в воздухе почти осязаемо, но никто не думал, что она так близка.

Чудесным солнечным утром 22 июня 1941 года нас разбудили какие-то взрывы и рёв самолётных моторов. Самолёты, пролетавшие на малой высоте и сбросившие несколько бомб, были какие-то необычные, почти чёрные. Очевидно, что первая бомбёжка носила чисто пропагандистский характер. По радио ничего внятного не сообщали, и только в середине дня передали обращение Молотова, в котором сообщалось о вероломном нападении Германии.

Особой паники не было. К эвакуации власти были готовы и провели её практически молниеносно, ведь граница была рядом. Отца сразу же мобилизовали в армию, а за нами с мамой прислали машину и отвезли на вокзал. Было велено взять с собой документы и минимум вещей, дескать отвезут недалеко, километров на сто, а когда обстановка нормализуется, всех вернут. Как сейчас вижу тот маленький чемоданчик в матерчатом чехле, с которым мы уехали.

Какие там сто километров?! Эвакуация превратилась в сплошную гонку на выживание. Нашему эшелону попался очень толковый машинист паровоза, который ухитрился сберечь состав от почти непрерывных бомбардировок. На станциях ему удавалось с немыслимой быстротой пополнить запасы угля и воды, а если в поезд попадала зажигательная бомба, быстро отцепить горящий вагон, переформировать состав и продолжить путь.

На станциях не везде работали краны с холодной водой и с кипятком, но пить что-то было надо, и в результате практически все малые дети нашего эшелона вымерли от сырой воды и дизентерии.

Не помню, сколько дней продолжалось это бегство, но приехали мы, наконец, в родной Артёмовск, к бабушке и дедушке, в надежде, что уж туда фашисты не дойдут.

Продовольственное снабжение ухудшалось с каждым днём. Деньги теряли ценность, в ходу был натуральный обмен — в основном продукты на драгоценности, у кого они были.

Подготовка города к сдаче врагу была очень скоротечной. Однажды утром где-то рядом прогремел оглушительный взрыв, хотя воздушной тревоги не было. Это был взорван ликёро-водочный завод, расположенный на другом углу нашего перекрёстка. Народ кинулся в развалины завода в надежде поживиться горячительным, но не тут-то было, от продукции ничего кроме запаха не осталось. Потом население дружно устремилось на окраину, где были расположены зернохранилища, длинные крытые траншеи с зерном, которые уже горели. Мы с мамой как-то смогли набрать прямо из огня довольно много зерна, но, увы, оно оказалось совершенно непригодным в пищу — из-за страшного привкуса гари. Кажется, разумнее всех оказалась бабушка — она совершила рейд в брошенную аптеку, набрав самых необходимых лекарств, в которых она разбиралась прекрасно. Благодаря ей мы во время оккупации могли получать квалифицированную медицинскую помощь, не выходя из дома.

Кампания по уничтожению ценностей продолжалась недолго. Городскую маслобойню, тоже расположенную поблизости от нашего дома, подожгли, предварительно испортив взрывчаткой оборудование, и чёрный дым от горящего масла и семечек застлал небо. Мы с соседскими ребятами забрались на забор, чтобы лучше видеть пожар. И тут рвануло так, что нас чуть не сдуло с забора. Это всю неиспользованную взрывчатку свезли на колбасную фабрику, расположенную в центре города, совсем недалеко от нас, и разнесли её в пух и в прах. Такого взрыва я ещё не видал. В этом облаке кувыркались какие-то щепки, бумажные листки… И только когда вокруг стали шлёпаться с неба крупные блоки кирпича, до нас дошло, что никакие это не щепки и бумажки, а доски и листы жести. Вот тут-то мы посыпались с забора и скрылись в бомбоубежище.

Следующее утро было необычно тихим. И, наконец, показалась стройная колонна немецких солдат, впереди которой знаменосцы несли невиданные знамёна и штандарты с волчьими хвостами, кистями и какими-то блестящими побрякушками, а оркестр играл незнакомый воинственный марш.

Начались оккупационные будни. В один из осенних дней неожиданно пришёл отец. Он рассказал, что попал в артиллерию, был заряжающим в батарее 122-миллиметровых гаубиц, но скоро попал в окружение и в плен, бежал, был ранен в колено пулемётной пулей, снова попал в плен, чудом избежал расстрела, и, наконец, найдя стопку бланков аусвайсов, заполнил парочку на себя и ещё одного такого же пленника, и они просто ушли из лагеря. С этой бумажонкой он благополучно прошёл практически всю Украину и добрался до дома.

В условиях постоянного голода мы, ребята, не брезговали никакой провизией. Было обычным делом подстрелить из рогаток пару воробьёв и поджарить на костре в консервной банке, мы ели молочай, паслён, «калачики» — это такие плоды мелкой травки, а также регулярно шерстили мусорную кучу, выскребая остатки еды из немецких консервных банок, пили горький чёрный кофе из полевой кухни, стоявшей во дворе.

Население выживало в значительной мере благодаря загородным огородам. Был и у нас огород, который возделывали, в основном, мы с мамой. Была у нас двухколёсная тачка, на которой мама возила орудия труда, урожай и меня. Правда, я был мал ростом и весом, так что не особо обременял её. С нашего огорода, расположенного на пригорке, открывался прекрасный вид на артёмовский военный аэродром, который переходил из рук в руки, не меняя дислокации. Однажды, когда мы направлялись домой с огорода, немецкий часовой из аэродромной охраны начал обстреливать огородников из карабина с большого расстояния. Надо сказать, что рикошетирующие пули издают весьма угрожающее жужжание, непохожее на свист свободно летящей пули, который слышен только после её пролёта. В панике все люди вместе со своими тачками, и моя мама в том числе, рванули без дороги за ближайший бугорок. И тут, сидя на подпрыгивающей тачке, я с ужасом увидел, что мы едем прямо по минному полю, где противотанковые мины были заметны по выгоревшей траве в лунке, а противопехотные прыгающие — по торчащим взрывателям с усиками! Но ни одна противотанковая не сработала под весом тачек, а стебельки противопехотных благополучно прошли между колёс.

В Артёмовске у каждого мальчишки в кармане лежал кристалл соли, полижешь — и не так голодно…

Где-то поблизости гремел Миус-фронт, иногда по ночам можно было видеть зарева пожаров и слышать грохот отдалённых канонад, Красная армия сдавала и снова брала Ростов, но мы об этом ничего не знали.

Готовиться к отходу немцы начали только в конце лета 1943 года. В один из дней немцы вместе с полицаями, обходя дворы, объявили приказ всем покинуть дома и уйти за пределы города. По улицам потянулись вереницы людей с тачками, нагруженными скарбом. Уже стемнело, и, оглядываясь, мы видели пылающий город, где постоянно что-то взрывалось и в чёрно-красное небо поднимались столбы огня и искр. Зрелище невероятно грозное и впечатляющее. Казалось, там часа через два не останется ничего целого. В свете огромного зарева отец выбрал место в отроге какой-то балочки недалеко от железной дороги и наскоро соорудил шалаш из веток, где мы и расположились на ночлег, наши соседи — где-то поблизости.

Наутро мы увидели, что находимся на высоком пригорке над железной дорогой в сторону Горловки, а чуть дальше вдоль дороги расположено село Зайцевка. Небо над городом было затянуто сплошной тучей чёрного дыма. Стали обживать временное жильё.

Прожив в шалаше два или три дня, кажется, не больше, мы услышали, что к отдалённым взрывам в городе прибавились более близкие, и в небо взметнулись высокие фонтаны земли — это била дальнобойная артиллерия, явно не немецкая. И вскоре послышались радостные крики «Наши!», «Наши идут!». И мы, собрав свой скарб, двинулись домой

При входе в город мы увидели, что все дома вдоль первого переулка или сожжены, или взорваны. На стене одного из домов, где при отходе мне бросились в глаза гирлянды сушившегося перца, теперь виднелись точно такие же гирлянды, только чёрных теней из сажи на месте бывших стручков. Ожидая самого худшего, мы подошли к своему углу, но наш дом, да и все окружающие, к счастью, уцелели.

Мой отец вместе сразу же нашел своё место в тресте «Артёмгеология», здание которого не пострадало.

В июле 1944 года был освобождён Львов, и вскоре отец отправился туда возрождать углеразведочный трест, а вслед за ним поехали и мы с мамой. Львов встретил нас суетливыми толпами на улицах, мало пострадавших от войны.

Из-за забора я часто вытаскивал бандеровские листовки, по городу ходили слухи о зверствах националистов, а отец, бывая в геологоразведочных партиях, был вынужден посещать буровые скважины по-партизански, соблюдая нешуточные меры предосторожности. А 23 февраля 1945 года, возвращаясь из школы (тогда День Красной Армии был праздником, но выходным не был), я вдруг услышал сильный взрыв и увидел характерное облако дыма, плывущее по ветру. Определить место было парой пустяков, и минуты через три я был уже там. Был взорван шестиэтажный дом на улице Кохановского, где жили работники обкома ВКП(б), в трёх кварталах от нашего дома. Взрыв в подвале вырвал середину здания до самой крыши, но сама крыша уцелела, только провисла. Рухнувшая стена обнажила целый срез квартир всех этажей кроме первого, который был засыпан битым кирпичом. А на третьем этаже на диване сидели мальчик и девочка, болтая ножками над провалом. Как потом выяснилось, жертв было совсем немного, человека три или четыре, в это время все были на торжественных собраниях. А в знаменитом львовском Оперном театре, где происходило главное торжество, благодаря бдительности сторожа удалось обезвредить другое мощное взрывное устройство. В общем, обстановка в городе была довольно напряжённая.

Поэтому, когда поздним вечером восьмого мая сорок пятого года вдруг началась беспорядочная пальба, мы восприняли это как признак какого-то бандеровского мятежа, однако первый же телефонный звонок всё прояснил: — Победа!

Так закончилась для меня Великая Отечественная война. Поляки постепенно уезжали на историческую родину, из дальней среднеазиатской эвакуации понемногу возвращались те, кто избежал оккупации.

В сорок девятом мы все переехали в Ростов, в основном из-за угрозы украинского национализма. Ростов оказался сильно разрушенным, но постепенно раны войны залечивались, и город приобретал жилой вид. В Ростове отец взялся за привычную работу в тресте «Ростовуглеразведка», который в дальнейшем после всех преобразований стал объединением «Южгеология», а я заканчивал школу.

Сведения об авторе

Трощенко Виктор Владимирович родился 1 февраля 1936 года в Артёмовске Донецкой области, Украина. В 1958 году окончил горно-геологический факультет Новочеркасского политехнического института, горный инженер-геолог. До 1964 года работал геологом угольной шахты в Ростовской области, затем старшим научным сотрудником ДонбассНИЛ-ВНИГРИуголь. С 2004 года старший научный сотрудник ЮНЦ. Кандидат геолого-минералогических наук.

Читайте также...

Яндекс.Метрика