Казаки к войне были готовы всегда
2024-й — год 110-летия Первой мировой войны. В ней, как и в других войнах, отличились казаки, имея потерь гораздо меньше, чем в других войсках. О том, что позволило им так воевать, и состоялась беседа автора этих строк с доктором исторических наук, профессором, завлабораторией казачества ЮФУ Андреем Венковым.
Мобилизация была тотальной
— Первую мировую называли Великой войной. Точнее, уже почти забыли, что ее называли Великой, но тем не менее ее именно так и называли — казаки прежде всего. А почему, собственно говоря?
— Тогда прошла тотальная мобилизация, которой ни до этого, ни вплоть до Второй мировой войны не было. Когда в 1920-м шла советско-польская война, то высшие советские чины говорили, что по масштабам Первой мировой у нас просто какие-то партизанские отряды, то есть в ней участвовало мало народу.
— Действительно мало?
— Первая Конная армия целиком, фронт Тухачевского, фронт Егорова. То есть войск-то было много, но по сравнению с тем, что призвали в Великую войну, а это 9 млн со всей России, довольно мало. С Дона на фронты Первой мировой ушли 117 тысяч человек.
— А казаки были готовы к этой войне?
— Они были готовы всегда.
Обучение в игре
— Чтобы воин был всегда готов, его нужно воспитывать с малолетства. Как выстраивалась система воспитания всегда готового к войне человека?
— Эта система в станицах сохранялась фактически до 1990-х годов. В такой подготовке вольно или невольно, гласно или негласно участвовало все население. Если дети играли, то чаще всего в войну; могли учиться на двойки-тройки, но книги по военной истории читали. Отношение старших к младшим было вполне корректное. Видимо, потому что все в станице родственники, все друг друга знают. И если кто-то над кем-то начнет издеваться, то это становится известно всем.
— А приемы езды верхом старшие показывали?
— Да незачем было это. Как сейчас все мальчишки на самокатах носятся, вот так с малых лет мальчишки носились на лошадях. То есть они с детства умели ими управлять виртуозно.
— Если вся станица, как вы говорите, принимала участие в воспитании младшего поколения, то какова была роль совсем пожилых людей?
— Вот в Вешенской взять Ивана Кузьмича, сторожа, ветерана Сталинградской битвы, караулившего базу передвижной механизированной колонны ПМК-24. Он звал нас, мальчишек, в гости, и мы шли к нему очень охотно, ведь у него были немецкий штык-нож, стволы от русских винтовок, от итальянских… И когда он нам эти стволы показывал, рассказывал следующее: вот в бою ты бежишь, упал, залег — потом чуть в сторону отползи, только тогда вскакивай и беги дальше, потому что то место, где ты упал, видели и уже ждут, что ты поднимешься именно там. А ты встанешь в другом месте. То есть обучение тактике шло, можно сказать, в игре. Потом он меня высмотрел. Достает бумагу и говорит: «Посмотри, вот так на карте рисуют лес, вот так — реку, вот так — мост через нее, так обозначают пулемет, а так — орудие». То есть они, определив способности, подбирали нас по армейским специальностям.
— Система, сложившаяся столетиями! А в станичных школах она продолжалась?
— И в советское время тоже. Например, 1968 год, школа в Вешенской. Перед ней площадь, тут же клуб, парк, церковь. Большая перемена. Мы выходим из здания, на площади стоит грузовая машина с опущенными бортами, а в ней два цинковых гроба. Через неделю урок физики, тема — инерция. И учительница у нас спрашивает: «Два гроба видели? Когда наши танки вошли в Чехословакию по горным дорогам, какая-то сволочь им под гусеницы ребеночка поставила. У танка большая инерция, сразу его остановить невозможно. И наши танкисты свернули в пропасть. А были они с одного хутора, вместе в одном экипаже служили…» Как тут не запомнить, что такое инерция. Как и то, что враг есть враг: от него можно ждать что угодно, в том числе ребенка под гусеницы. Значит, и относиться к нему надо соответственно.
Жизнь интереснее любой выдумки
— Такие примеры и запоминаются на всю жизнь. Это вам не лубочные изображения подвига Козьмы Крючкова, которые в Первую мировую распространялись среди простого народа.
О подвиге донского казака сложено много легенд, каждая из которых постепенно обрастала новыми «деталями». Но сам Козьма Крючков описывал тот бой следующим образом: «Часов в десять утра направились мы от города Кальварии к имению Александрово. Нас было четверо: я и мои товарищи Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков. Начали подыматься на горку и наткнулись на немецкий разъезд в 27 человек, в числе их офицер и унтер-офицер. Сперва немцы испугались, но потом полезли на нас. Однако мы их встретили стойко и уложили несколько человек. Увертываясь от нападения, нам пришлось разъединиться. Меня окружили 11 человек. Не чая быть живым, я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная. Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а в это время немец рубанул меня по пальцам руки, и я бросил винтовку. Схватился за шашку и начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течет, но сознаю, что раны неважные. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому схватил их же пику и ею поодиночке уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали 24 трупа, да несколько нераненных лошадей носились в испуге. Товарищи мои получили легкие раны, я тоже получил 16 ран, но все пустые — уколы в спину, в шею, в руки. Лошадка моя тоже получила 11 ран, однако я на ней проехал потом шесть верст. 1 августа в госпиталь прибыл командующий армией генерал Ренненкампф, который снял с себя георгиевскую ленточку, приколол мне на грудь и поздравил с первым георгиевским крестом».
— На самом деле казаки тогда убили пять немцев. Это видно из рапорта командира сотни на следующий день после боя. Но оцените: четверо наших подъехали к 27 немцам, убили пятерых и уехали легко ранеными. Так была продемонстрирована тактика казачьего боя: казаки — по сути, спецназ царских войск — будут драться там, где они сами хотят и когда хотят. Ну, а четверо на 27 немцев — это попросту лихость и выручка своих. Смысл войны для казака — не стоять насмерть, а убить врага и уйти самому. Поэтому, наверное, и потери в Первую мировую были несоизмеримыми: в обычных войсках — до 50%, в казачьих частях — 3%.
В генах заложено
— А почему тогда советская власть этого не учитывала в 1920-е и в 1930-е?
— Очень даже учитывала. Во-первых, у нас были территориальные части, куда набирали казаков, никто никогда не лишал их возможности служить. В 1927-м году, когда мы чуть опять в войну с поляками не ввязались, стали проверять их боеготовность. Поехали с ревизией и убедились, что из территориальных частей готовы лишь те, которые формировались на территории Дона и Кубани. Их и можно посылать воевать.
Так что советская власть без каких-либо громких слов хорошо все учитывала. И все время продолжала учитывать. Я в Вешенской жил около военкомата. Как начинается демобилизация в ноябре, так дембеля почти все в зеленых фуражках, то есть пограничники. Потому что большинство наших брали в погранвойска — считай, в спецназ. А попал я как-то в Старочеркасскую, так местные говорили, что там либо подводники, либо морская пехота. Вспомним, что их предки за зипунами ходили, так что и через несколько веков все равно тянет на флот. И власть это учитывала очень хорошо.
— Хочется надеяться, что и сегодня учтет. А то у нас все никак настоящие казачьи части не появятся…
— Ну, это уже учитывается, есть специальные добровольческие части на СВО (казачья бригада имени М.И. Платова, добровольческие формирования «Аксай», БАРС-18, «Ростов»). Но в Первую мировую Дон выставил 117 тысяч воинов — значит, казачеству еще восстанавливаться и восстанавливаться.
.
