Владислав Ветров: «Гримеры говорят, что меня уже не нужно гримировать под Чехова»

На фестивале «Мост искусств» удалось поговорить с известным актером театра и кино о той роли, в которой он снимается уже 12 лет. Речь идет о съемках в фильме Марлена Хуциева, посвященном встречам Чехова и Толстого. А о чем еще можно было спросить в Год литературы — и у Ветрова?!

— Так каково оно, быть Чеховым?

— У меня ощущение, когда мне делают грим Чехова, и я отражаюсь в каком-нибудь зеркале, что я им и был всегда. Мне уже меньше нужно вкладываться в эту роль: я уже ощущаю, как говорит, как ходит, что думает, что он чувствует. Такая счастливая возможность — мечта любого артиста. На русском языке я перечитал о Чехове все, и меня нечем удивить.

— А каким был Чехов? Каким вы его чувствуете?

— Это какая-то потрясающая степень сочувствия! Это способность брать вину на себя. Это вещь страшная. Он писал: «Русский человек виноват даже перед собакой!». А работа идет так: набираются факты, материалы — и количество набранного (а о нем забываешь на каком-то уровне) переходит в качество пережитого им. Проясняется доминанта его существования в данный момент времени.

— А можно — аналогию?

— Пожалуйста, с Гоголем, потому что я Гоголя тоже играл — импровизировал в Иерусалиме.

— Какой-то, однако, набор классиков у вас в репертуаре!

— Так, как они, нельзя — страдать за все человечество! Но и ему, и Гоголю светскость не идет, она выглядит у них нелепо. Сущность у них монашеская: они одиноки. Светский человек много разговаривает, а у Чехова герои выражаются междометиями: типа «тарара-бумбия, сижу на тумбе я». Что стоит за этим?… У каждого — свое, потому-то и пьесы его до сих пор живы. Это второй по играемости в мире — после Шекспира — автор.

— А вы видели непонимание, незнание, кто такой Чехов, у других людей?

— Я вырос в Таганроге, я с детства ходил в этот домик, все у меня круглосуточно было заполнено Чеховым. А когда я приехал в Москву, и один режиссер спросил меня на полном серьезе: «А где он родился?»… Чехов?! Как — где? Это был первый шок: я не думал, что о Чехове всем известно так мало.

— И часто вы с таким сталкивались?

— С невежеством сталкиваюсь постоянно. Оно — везде.

— Я бы всем советовала читать письма Чехова, чтобы узнать его настоящего.

— Ну, не всегда. А когда он наедине с самим собой — а это строки в записных книжках фельетонного характера, когда ему нечего терять, вот там он — настоящий.

— Фельетонного? А мне так нравится памятник Чехову возле МХАТа — он там такой романтичный, такой, как мне кажется, каким он себя все время скрывал от окружающих!

— Хуциев все время предлагает играть его скромность. А мне кажется, что это, ох, какой мужчина был в жизни!