Ростов-в-авангарде
В своих художественных вкусах Ростов-на-Дону прослыл консервативным, купеческим и даже несколько буржуазным городом, однако, если вспомнить историю, то проявления авангарда в Ростове начались так рано, что до сих пор удивляют мир.
Изобразительное искусство
Начнем с живописи, и здесь, прежде всего, вспоминаются художники армянского происхождения. Ведь их, по словам старшего научного сотрудника РОМИИ, искусствоведа Валерия Рязанова, столько появилось в нахичеванской колонии на Дону, сколько не в каждой европейской стране за всю ее историю будет.
Начнем с Мартироса Сарьяна, уроженца, правда, не Ростова и не Нахичевани, а небольшого хутора под Чалтырем, нынче носящего имя Чкалова. Не увези в начале 1920-х в Ереван Мартирос Сергеевич вагоны, заполненные экспонатами музея истории Нахичевани, имели бы мы хорошую подборку не только его замечательных, по-южному ярких и вовсе не следующих академическим канонам работ, но и картин другого прекрасного художника Эммануила Аладжалова, мастера, заложившего основы советской пейзажной школы.
Эмигрировал и другой уроженец Нахичевани — как принято писать, российский и итальянской художник армянского происхождения Григорий Шилтян, автор многочисленных живописных работ в стиле кубофутуризма и реализма. Как написано в справочных изданиях, дебют Григория как художника состоялся в Ростов-на-Дону. Со своими авангардными кубофутуристическими работами он принимал участие в коллективных выставках, которые продолжали устраиваться в городе и в годы Гражданской войны.
Кино
Поставленный у гостиницы «Парк. Маринс. Отель. Ростов» памятник первому продюсеру российского кинематографа Алексею Ханжонкову теперь не даст забыть, что именно в Ростове-на-Дону состоялась встреча Алексея Александровича с «десятой музой». Это свидание произвело на хорунжего Ханжонкова такое впечатление, что он вышел в отставку и занялся не только прокатом и продажей иностранных фильмов, но и созданием своих.
Мало кто помнит, что именно фирма Ханжонкова выпустила в свет первый в мире мультфильм, снятый в технике кукольной мультипликации. Алексей Александрович был единственным из крупных русских кинопроизводителей, кто создал в своем ателье специальный научный отдел для съемок образовательных, видовых и этнографических фильмов, выпускавший ленты по сельскому хозяйству, географии, зоологии, ботанике, медицине с привлечением ведущих русских специалистов.
Ну и не забудем про другого гения кинематографа — Сергея Эйзенштейна, снимавшего в окрестностях станицы Нижне-Гниловской свой знаменитый фильм «Генеральная линия». Лента была положена на полку и лишь спустя несколько лет выпущена в прокат под названием «Старое и новое». А памятной доски, увековечившей пребывание Эейзенштейна в Ростове-на-Дону, как не было, так и нет…
Театр
Нет и другой памятной доски, говорящей о том, что поэт Николай Гумилев таки встретился с актерами появившейся в Ростове Театральной мастерской и увидел отрывки спектакля «Гондла», поставленного по его пьесе-поэме. Условность и символизм постановок этой театральной труппы резко контрастирует с первыми постановками на сцене нового помещения Театра драмы, помещенного его создателями у бывшей Ростово-Нахичеванской межи. Его сразу окрестили «трактором», занявшего пограничное место между двумя стилями (так считает архитектор-культуролог Даниил Алексеев) — советским конструктивизмом и streamline, он же арт-деко (больше имеет отношение к промдизайну, чем к архитектуре — прим. ред.). Грандиозные объемы залов требовали спектаклей других форм, и они появились. Мало кто помнит, что первым спектаклем на сцене нынешнего Ростовского академического театра драмы имени М. Горького был фурмановский «Мятеж», а вскоре после открытия театра в 1935 году — зимой 1936-го здесь состоялась премьера «Оптимистической трагедии» Вишневского в постановке художественного руководителя Камерного театра Александра Таирова. Массовки, монументальность — какой уж там «серебряный век»…. При этом театральные штампы здесь также не наблюдались.
Архитектура — символ
И тут, наконец, повествование подошло к тому, что, как говорится, до сих пор можно потрогать руками.
Мало кто помнит, но в первые годы Советской власти существовало такое направление в архитектуре, как символический романтизм. Его можно рассматривать как ранний этап поисков нового художественного образа и новых путей развития архитектуры, которые противостояли неоклассике.
Если рассматривать нынешний облик Лендворца (задуманного как Дворец Труда), то в нем, кажется, ничего не напоминает изначальный проект, который и можно отнести к символическому романтизму. Вот что рассказывает об этом проекте, автором которого являлся гражданский инженер Михаил Николаевич Кондратьев, кандидат архитектуры Артур Токарев:
… Проект Кондратьева представляет собой уникальный для ростовской архитектуры пример динамичной композиции, выполненной в духе символического романтизма. Это направление советской архитектуры 1920-х характеризуется стремлением в объемно-пространственной композиции отразить «революционный порыв масс и динамику общественной жизни». Создание динамических композиций становилось основой творческих поисков школы символического романтизма. Для достижения этой цели использовались разнообразные средства и приемы: ступенчатое нарастание объемов, сдвиги, наклонные линии и плоскости, динамика спирали и т. д. (вспомним знаменитую «башню Татлина» — прим.ред.). Сторонники символического романтизма, создавая образ сооружения, вели формально-эстетические поиски на стыке архитектуры и скульптуры, рассматривая любое сооружение по аналогии с монументом. Последнее в полной мере относится и к проекту Кондратьева, создавшего монументальный образ здания-пьедестала. Создание яркого художественного образа сооружения вышло на первый план по отношению к рациональной организации функционального процесса и конструктивной системы. Во внешнем объеме практически не выявлена внутренняя организация здания. Зрительный зал акцентирован постановкой башни, которая связана с ним скорее символически, чем функционально. Таким образом, внешняя форма… в большей степени обусловлена стремлением авторов создать выразительную композицию здания. Подобный метод был противоположен провозглашенному конструктивистами функциональному методу.
Проект Михаила Кондратьева так и не был воплощен — из-за принципиальной позиции автора, отказавшегося идти на компромисс и удешевлять проект (требовался отказ от «излишеств» в виде наружных лестниц вокруг башни). Довоенный Лендворец — образец стиля советского конструктивизма (довел проект Кондратьева до такого воплощения в жизнь архитектор Леонид Эберг)
Сам символический романтизм продержался лишь несколько лет и редко где оставил воплощенные творения — особенно среди малых архитектурных форм. Арсенал его средств выразительности, как бы от него не отрекались конструктивисты и рационалисты, они таки наследовали во второй половине 1920-х. В Ростове же в нижнем партере парка имени Горького и сегодня можно увидеть фонтан в стиле романтического символизма, уцелевший до наших дней.
Архитектура для жизни
Ростов многое еще может предъявить из прорывов в архитектуре, несмотря на пережитые в годы Великой Отечественной четыре штурма и ковровые бомбардировки. Сохранились и радуют глаз (особенно на фоне «лысых многоэтажных этажерок», активно завоевывающих центр) дома-гиганты. Они успели появиться в 1920-х, когда основа основ жилищного строительства — кирпич еще не стал массово отправляться на «великие стройки» пятилеток.
Многие вспомнят «Новый быт» (хотя официально он «гигантом» не числился), дом-гигант на Профсоюзной (20 подъездов), дом-гигант на Красноармейской, занимающий весь квартал. Сюда же можно отнести и комплекс домов работников водо-ликерочного завода на Буденновском. Главным в доме-гиганте была идея совместного сосуществования: люди вместе жили (в доме были прачечные, детские сады, магазины, библиотеки), вместе отдыхали. Одним из главных компонентов дома-гиганта был двор, где проходили различные культурные мероприятия — вплоть до демонстрации кинофильмов. Словом, была воплощена в жизнь идея мирного гармоничного проживания вместе большого количества людей.
Кстати, можно отследить эту идею и в послевоенном строительстве, правда, в более скромном масштабе: старожилы «Дома науки» на углу Чехова и Большой Садовой вспоминали, что жизнь в доме, появившемся в конце 1940-начале 1950-х, была построена практически по такому же принципу.
Дома-гиганты сегодня не значатся среди объектов культурного наследия. «Это уникальное явление в отечественной архитектуре и культуре, — уверен Артур Токарев. — И расстаться с ними было бы жаль».
Так что свидетельств авангардных течений в донской столице пока хватает. Только бы оказались благодарными потомки создателей всего передового — в отличие от москвичей, заменяющих шедевры конструктивизма «новоделами».
Автор благодарна Даниилу Алексееву за то, что предложил вспомнить, чем славен Ростов.