С чем уходить в вечность
Гастрольные спектакли в донской столице не так уж редки. Но есть такие, что заставляют о себе вспоминать еще долго, а лучше сказать, не забываются никогда. Один из таких — театра имени Вахтангова «Война и мир» в постановке Римаса Туминиса.
Цена сценической минуты
Какой это замечательный пример настоящего русского театра и блестящего переноса литературного текста четырехтомного спектакля на сцену! По достоинству оценить это можно, разумеется, зная сюжет и смириться с тем, как сжато сценическое время по сравнению с романным: так, сцена «завораживания Пьера Элен Безуховой» почти моментально сменяется раздором супругов насчет дуэли мужа с Долоховым, а приезд Андрея Болконского в дом Ростовых со сватовством вплотную примыкает к сцене первого бала Наташи.
Кстати, именно сцена бала — настоящий ключ к пониманию режиссерского языка Туминаса в этом спектакле. Что для нас главное здесь? Чувства Наташи (Ксения Трейстер. На премьере спектакля — еще студентка Щукинского института). Вот и оставляет режиссер исполнительницу на авансцене одну с ее волнениями насчет того, «подойдет ли кто к ней или не подойдет». И вот в порыве чувств героиня одна начинает кружить по огромной сцене, и тут словно из воздуха материализуется Андрей Болконский (Юрий Поляк), подхватывая ее в вальсе. Потом мы вспомним эту сцену, когда после смерти Андрея Наташа одна закружится в танце, и символизируя ее утрату, развиваться будет платье черное…
На сцену выведен замечательный персонаж (в программе он назван Ушельцем — Артем Пахоменко), который выносимыми предметами бутафории обозначает дальнейшее действие. Так, ранение князя Андрея в Бородинском сражении показано более чем просто: Ушелец кладет в протянутые руки князя дымящееся ядро, и тот медленным шагом уходит за кулисы, предоставляя зрителю самому в воображении дорисовать произошедшее.
Что значит школа!
В спектакле великолепны актеры старшего поколения, появление каждого из которых вызывало аплодисменты в зале. Пронзительно играет старого Болконского Евгений Князев (вот уж действительно ректору Щукинского института есть чему собственным примером научить своих подопечных). Узнав, что французы в четырех переходах от его имения в Лысых Горах, он отчаянно обвиняет во лжи дочку Марью (Екатерина Крамзина). И именно это отчаянье (ведь не пускали же неприятеля в Россию дальше польских болот!) не дает ему сразу уйти в вечность: он словно сам сопротивляется французскому нашествию и постоянно выпрямляется, готовый упасть.
Потрясающе эксцентрична в этом спектакле Людмила Максакова, обозначенная в программке как Марья Перонская. Чего только стоит ее появление в финале спектакля в качестве поджигательницы собственного дома: действительно, не пускать же в него французов! И с каким восторгом она зажигает вполне современную «охотничью» спичку и, высоко подняв ее над головой, уходит в свою вечность.
Однако наиболее потрясает в этой постановке исполнитель роли Пьера Безухова Денис Самойлов. Он начинает спектакль, признаваясь в любви к Наполеону, и заканчивает его грандиозным антивоенным монологом. Режиссер и исполнитель демонстрируют и ироничное отношение к герою (словно смотря на него со стороны) — когда Пьер кружит с табуретом вокруг себя, замахнувшись, но все же не решаясь ударить им Элен, и более чем растворяясь в его финальном монологе о душе. Этот Пьер словно вечный странник: почти всегда у него за спиной большой вещмешок и на голове походная шляпа. Однако и ему режиссер не дает в самом конце хотя бы встать рядом с Наташей, опять же давая зрителю возможность дорисовать в воображении все самому.
Много слов?…
Сценография спектакля (автор — Адомас Яцковскис) невозможно проста: наверно, именно это и позволило ему гастролировать по России. Главный элемент декорации — огромная серо-голубая двигающаяся стена, этакий парафраз гамлетовского занавеса Давида Боровского, которая не просто обозначает место действия, но и определяет направление движения героев по сцене.
Некоторые зрители покинули зал после первого действия, почему-то сочтя «антитолстовским» щенячий восторг жизнью «ростовской молодежи» и, вероятно, забывая, что Наташе-то в этой сцене всего 12 лет. Эти резвые молодые люди, почти подростки — хороший контраст со словно замороженными светскими дамами, под гневными взглядами которых они выдумывают все новые и новые шалости.
Единственно, что, с точки зрения автора этих строк, тормозит действие спектакля, так это пространные монологи героев. Похоже, режиссер и автор сценической композиции решил превысить (Толстой все-таки!) хронометраж обычного театрального монолога, который должен длиться не более семи минут. Но думается, что некоторое их сокращение пошло бы на пользу спектаклю.
Надо ли говорить, какой шквал оваций обрушился на вахтанговцев, вышедших на поклон?! Казалось, что они будут нескончаемы. В первом действии аплодисменты были какими-то осторожными, нарастая по мере приближения к финалу и сопровождая уход каждого полюбившегося исполнителя.
Так что еще раз довелось убедиться: театр на экране — хорошо, а на сцене — лучше.
