Человек на войне: сейчас наша жизнь – полная противоположность той, гражданской

Елена Губская и ее сослуживцы из отделения ПВО

Губская (Калмыкова) Елена Константиновна (1922–2014). Окончив школу, она поступила на биофак Ростовского госуниверситета. Окончание первого курса совпало с началом войны. Пережив первую оккупацию Ростова, весной 1942-го Елена становится красноармейцем зенитно-артиллерийского полка ПВО. А далее боевой путь — отступление до Грозного и наступление вместе с нашими войсками. После войны она окончила филфак, работала преподавателем стенографии и машинописи, написала много учебных пособий, последнее из которых «Помоги себе учиться. Стенография и компьютерная скоропись» можно найти в Интернете.

18 апреля 1942 года.

12 апреля мы с мамой встали очень рано, часов около четырёх. Разговаривали мало, мама вела себя мужественно, только пристально смотрела на меня. Пришли на сгоревший вокзал и долго ждали, Потом нас построили и посадили в товарные вагоны. Мама искала меня глазами, но я пряталась за девушек, толпившихся в широких дверях вагона, плакала. Плакала и мама. Я увидела, какая она старенькая, маленькая и совсем одна в этой толпе, одна и беспомощна.

24 апреля 1942 года.

12 апреля вечером мы прибыли в Каменск. Жизнь пошла строго по распорядку: подъём в шесть, час на завтрак, занятия — 6 часов, отбой в 10. Ходим пока в своей одежде, наверное, формы для девушек ещё не нашили. Но с гражданскими причёсками пришлось распрощаться раньше. У меня были волнистые волосы, и когда расчёсанные пряди стали падать на пол, я услышала общий вздох, волосы были действительно красивыми.

28 апреля 1942 года.

Вчера нас выстроили и зачитали списки по батареям. Так в нашем отделении 4-й батареи зенитно-артиллерийского полка ПВО образовался коллектив из шести студенток РГУ: Я и Валя — биологи, Саша, Аня и Женя — химики, Вера — филолог. А Каля и Мария из мединститута, Нашим командиром отделения стал сержант Суханов. Комбатом был украинец Ярош, командиром взвода — Клейн.

3 мая 1942 года.

Мы уже переехали в землянку на точку. Сначала были тревоги учебные. Я на приборе номер 7. Работать не сложно, за четыре дня мы им овладели и постепенно стали привыкать к новым начальникам, к новым условиям жизни на батарее.

9 мая 1942 года.

Привезли книги, буду читать Горького, а потом — об эпохе возрождения.

16 мая 1942 года.

Мы за восемь дней освоили работу на приборе. Спорили о книге Германа «Наши знакомые», о Горьком.

19 мая 1942 года.

Сейчас мы сидели в землянке и читали Устав. Сержант вышел, и мы заговорили о своём — кто что пишет в дневниках, ведь они запрещены. Я оказалась в лучшем положении, мои стенограммы никто не прочитает, да и начертания слов значительно короче. Сейчас наша жизнь — полная противоположность той, гражданской. Здесь нельзя быть упрямой, обидчивой, мы — разные и многому учимся друг у друга

20 мая 1942 года.

Сейчас мы опять спорили о литературе. Говорили о передаче мысли на расстояние. После этого разговора мы сделали вывод, что и в армии, живя по Уставу, можно умело использовать время, читая, делая записи, споря, общаясь с интересными людьми.

30 мая 1942 года.

Погода чудная, полная луна, воздух напоён акацией, а над головой в облаках ревёт вражеский самолёт. Тревога. Мы у прибора. Наш окоп накрыт ветками тополя, листики тихо шуршат. И вдруг: «Точка 149, заряжай, огонь!» Всё озаряется красно-жёлтым светом, страшный грохот, за ним проносится вихрь, будто встряхнули гигантским полотнищем, свист снаряда и всё это — один лишь миг. Выстрелы повторяются, самолёт сворачивает с курса, делает круг и опять бомбит, а через несколько секунд — опять тишина.

Напряжение выливается в дикий смех, нападает необузданная весёлость. Потом вдруг хочется спать. Где-то падают бомбы. Луна как пьяная, улыбается, плывёт. Холодно.

6 июня 1942 года.

Сегодня вечером крутили «Музыкальную историю». Обошлось без налётов. Фильм взволновал нас больше, чем до войны.

13 июня 1942 года.

Какая красота! Валя поехала в Ростов! Счастливая! Хорошо, что она расскажет всё то, что сказал бы каждый из нас, ведь мы живём одними мыслями и желаниями. Ни письмо, ни рассказ постороннего не смогут передать гражданскому человеку самое главное о нашей жизни.

21 июня 1942 года.

Вчера нам, наконец, выдали форму, завтра надо будет надеть, а когда снять придется? Ведь это уже решено, исход войны известен, должен открыться второй фронт, тогда наши нанесут удар, и в 1942 году разгромим врага!

22 июня 1942 года.

Мы в военной форме. Как-то странно после домашних платьев, но скоро ведь привыкнем. Гимнастёрки, юбки, американские ботинки на толстой подошве, обмотки, из которых мы сделали чулки, бязевое бельё надо будет перешивать. Впервые в форме, приходилось непривычно приветствовать встречных военных по Уставу, а хотелось улыбнуться и поздороваться за руку.

24 июня 1942 года.

Валя привезла из Ростова книги Есенина и Симонова, надо будет кое-что выписать.

Сейчас сообщили, что 18-го была бомбёжка Ростова. 20 бомб сброшено на центр.

28 июня 1942 года.

Вечером мы завели патефон и танцевали. Ночь была чудная, во всю светила луна, тепло, ни ветерка. Мы, танцуя, забывали, что это огневая позиция, что рядом пушки, и разведчик следит за воздухом, что в любой момент может начаться бомбёжка, стрельба. Вот такая романтика на войне.

30 июня 1942 года.

Дежурю у телефона и читаю лирику Блока. Объявили занятия младших командиров, будут учить нас правилам стрельбы по наземным целям. В землянке чуть мерцает коптилка и освещает брёвна потолка. На грубом столике букетик ночных фиалок. Они наполняют «комнату» нежным ароматом.

16 июля 1942 года.

Абсолютно перестали ориентироваться в днях и часах. Кругом всё горело, совсем рядом пылали бензобаки, могла загореться позиция. Мы обнаружили себя стрельбой по танкам и миномётам. Вечером было светло от огня, вокруг рвались снаряды, над головой противно жужжали мины, стреляли по нашей точке.

Вдруг отбой-поход, испытали тяжёлое чувство отступления. Заняли позицию на юге города. Замечательное место, всё вокруг видно. Стреляли по машинам, танкам, рассеяли колонну. На передовой хорошо — некогда думать.

Рядом стоит авиачасть. Лётчикам нравится, как мы стреляем, даже думали, что мы гвардейцы. От похвалы нам было и весело, и грустно, и интересно. Сбили Юнкерс-80, составляют акт. Сегодня видели работу «Катюш» и наших штурмовиков.

19 июля 1942 года.

Всю ночь шёл сильный дождь, промокли до нитки, а к вечеру приехали на наш Левбердон у Аксая. Песок, лужи, копать нельзя. Опять дождь. Виден Ростов.

Вокруг 4 моста. Весь день бомбят. Бомбы ложатся около нас, осколки осыпают всю позицию. Почва песчаная, влажная и от бомб земля не трясётся, а колышется, благодаря этому осколки бомб теряют силу. Автодорожный мост разрушен, едва ли удастся съездить домой, а так близко. Связь почтой тоже нарушена.

21 июля 1942 года.

Вчера купались в Дону, Вдруг команда — приготовиться. И через час мы в Ольгинской. Отдыхали в палатках, приводили себя в порядок, а Ростов страшно бомбят. Подняли на воздух весь наш район. Я очень волнуюсь, хотя бы мама с Викой выехали.

23 июля 1942 года.

Вчера отдыхали на реке, осколок упал у головы, а сегодня прошёлся по спине — горячий. Бомбы падают близко. Бьют дальнобойные. От Ростова остались камни. Где наши? Ночью лезли в голову планы переплыть Дон, побывать дома, ведь это совсем близко по Кировскому, а утром — вернуться. Понимала, что это, к сожалению, невыполнимо.

24 июля 1942 года.

Какой ужас, город всё время бомбят, Ростова нет! Всё, что было, ничего нет! Я не знаю, где папа, а мама с Викой? Ушли ли они? Всё, что напоминало о прошлой жизни, ничего нет! Города нет, дома нет, университета нет, друзей нет! Где все?

25 июля 1942 года.

Сегодня по радио сообщили о боях под Ростовом, Новочеркасском, Воронежем и… Цимлой! Как мама? Если они ушли туда, то попали из огня в полымя. Там ведь придётся долго идти до хутора, а маме запретили даже дома много двигаться. Она так больна!

13 февраля 1943 года.

По радио передали об уличных боях в Ростове. Говорят, что мы скоро поедем вперёд, какая красота! Взяты Шахты. В полку готовятся к отъезду. Как трудно сидеть в тылу!

14 февраля 1943 года.

Сегодня в 22–30 сообщили, что Ростов взят! Такую радость я едва когда-нибудь испытывала! Но радость не буйная, беззаботная, а глубокая, потрясающая, переходящая в грусть. В мозгу мелькали картинки города, дома, родных, но есть ли всё это? Просто кошмар, страшно всё в этот момент. Вспомнила мамины руки — смуглые, худенькие, они все делали для нас. Ну, зачем так тяжело в этот радостный день!

Я первая получила телеграмму, что папа на фронте, что мама с сестрёнкой живы. Но не всем так повезло…