Человек на войне: «Это такая школа, где человек узнает за месяц больше, чем в мирных условиях за год…»

Ефим Гольский, довоенный снимок

Гольский Ефим Степанович родился в 1918 году в Новошахтинске. До начала войны работал на шахте, женился. Воевал с февраля 1942 года. Демобилизовался в августе 1945 года.

15 февраля 1942 года

…Передаю свой гвардейский привет и пожелание успехов в жизни. Я даже представить себе не могу, кто из вас и где находитесь. Где Лисицкие? Вообще, если судить по тем местам, которые освобождали мы, то из жителей обнаруживались только десятки. Остальной народ как в воду исчез…»

…Как налаживается жизнь в нашем городе, в Шахтах, на Артеме? Если будут требовать людей на восстановление, дай мой адрес. А, вообще говоря, теперь, поскольку я попал в стрелковую часть, то война для меня может скоро закончиться. Бывалые солдатики говорят: «Три-четыре атаки и готово». Ранен или убит. Это в артиллерии я провоевал без единой царапины шесть месяцев. Да и много таких. А в пехоте не то…

4 апреля 1942 года

…Вчера меня перевели в роту писарем, поэтому и пришлось окоп сменять на хату. Бывший писарь работу запустил изрядно, поэтому дел хватает. Однако, всё это поправимо — жив буду налажу всё…..

…Еще больше хочется разбить поскорее разбить немцев, закончить войну и вернуться домой к своему делу — восстановить народное и личное хозяйство…

…на трудностях теперешней жизни многому научатся все — и малые, и старые. Я уже не говорю о себе. Война — это такая школа, где человек узнает за месяц больше, чем в мирных условиях за год…

…а я мечтаю приехать к Вам в гости и, если не будет яичницы, то угощайте варениками с вишнями…

1 февраля 1943 года. Сталинградская область

…На сегодня я пока жив, невредим, хотя на фронте с 19 августа 1942 года. Но дело военное — и «всякое может быть». Я только благодарю судьбу свою, что дала мне возможность увидеть гибель врага…

…Насчет своей жизни писать почти что нечего. Дело известное: бывает жарко, холодно, голодно. Я и так выглядел старше своих, а теперь — тем паче. Интереснее всего то, что все время живешь в земле (отчего грязные, как шахтеры), а когда в атаке убьют, то долго приходится быть под небом (или снегом). На это приходится обижаться нам — живым, в преддверии такой же участи…

…А за эти шесть месяцев я был минометчиком, пехотинцем, сапером, связистом, артиллеристом, командиром противотанкового орудия, а теперь еще неизвестно кем буду. Хочется быть одним — шахтером, поскорее вернуться в Донбасс и начать добывать уголь…

Писано в немецкой землянке, немецкой ручкой и чернилами, на немецкой бумаге, отвоеванными русскими людьми…

17 февраля 1943 года

…Получали ли вы письма от меня с дороги в прошлом году, когда я ехал в армию? Вот была поездочка. Перед нашим приездом в Шахтах разбомбили эшелон, а нас не попали. За Шахтами, не доезжаю Каменоломен, было крушение (жутко!) — мы в него не попали, потом всю дорогу до Тихорецкой то впереди, то сзади были большие налеты, но нас судьба все оберегала. Мы (помнится, нас было трое) никак не чаяли живыми добраться до места назначения. Однако — доехали. Но ночью же и холодно было! Так что я больше спал днем, а ночью всё сидел, караулил. Словом, пока не попал в артполк, где выдали одеяло, ночью для меня было кисловато. А в артполк мы попали только через 9 дней. Да!

С 12 августа как перевели нас в степь между Доном и Волгой (на самом узком месте), так здесь и провоевал я все шесть месяцев. Немало повидали страху, но я как-то быстро ко всему привык. Так что командиры часто поругивали за беспечное хождение по поверхности (все в окопы засылали). Но от передовой мы были далеко, только самолеты могли поражать бомбёжкой. А их было тут черт знает сколько. Словно со всего свету слетелись на наш участок. И действительно, даже бывалые фронтовики утверждают, что таких массированных налетов нигде не было. Однако это было недолго. Скоро наши зенитчики и истребители маленько поуменьшили их число. А потом с ноября и вовсе мы забыли, как свистят бомбы. Но зато часто стали слышать свист и щелчки разрывных пуль, потому что из обороны перешли на переднюю, к активным действиям. К этому времени меня из телефонистов перевели командиром противотанкового орудия, в каковой должности я и пробыл до переформирования. За боевые действия мой наводчик представлен к награде. Странно немного, но здесь все возможно. Интересно теперь посмотреть всю нашу жизнь второй раз во сне или в кино. Было и холодно, было и голодно, но все это прошло. Остались только у всех волчьи аппетиты. Смех смехом, но каждый котелок выест и говорит «еще бы чуток». А некоторые до того распустили животы, что по два котелка съедают и не наедаются.

16 марта 1943 года

…Нас перевели на другой участок, но путь еще не закончен. В общем, наше дело пехотинское — ходи да похаживай. За 19 дней прошли верных 600 км. Приходилось ходить в сутки по 80 км, а через 4 часа отдыха еще 45. Но пока живы и чувствуем себя неплохо. Что будет дальше — судьба покажет…

22 марта 1943 года

…Много думаю о прошлом житье- бытье. Удивляюсь тому, почему я так плохо дома кушал и почему здесь такой большой аппетит, который редко удается удовлетворить. Пока шли к фронту, да пока были кое-какие трофейные вещи (мыло, носки, платочки) в селах, где останавливались на отдых, доставали и молока и картофеля, иногда хлеба. Часы, которые я брал с собою из дому месяцев пять назад, встали (лопнула заводная пружина). Их я тоже поменял на продукты, которыми питался с неделю. Теперь привыкаю к положенной норме. Эх, как я мечтал побывать дома, Один из моих товарищей (из одного мы взвода) по дороге заезжал домой. Это когда мы шагали по области. Хоть два часа, но побыл человек дома…

…Война есть война и от нее достается не только нам; вы, или вообще мирное население, страдает тоже немало. Мы уже буквально стали как железные. Что не выпало на нашу долю — все выдерживаем. До чего, действительно, народ наш могуч. Эту мощь мы видим особо явственно. Но вот немчуре, тупоумным колбасникам, приходится это постоянно доказывать оружием. Ну, скоро они поймут и не станут ожидать, чтобы дали им по загривку!..

3 мая 1943 года

…Служил я в разных должностях. Был разведчиком и минометчиком, и связистом, и артиллеристом, и пехотинцем. Теперь вот с месяц состою писарем при роте. А кем еще побываю, знает одна судьба.

29 мая 1943 года

…А ведь у нас один вот так глупо погиб, благодаря своей неряшливости. Охранял минное поле, знал его, и понесла его нелегкая через это поле к ручью за водой. Ну и подорвался, оторвало ногу, пробило живот, и человек в великих муках умер. А, между прочим, этот человек спас жизнь мне и еще одному моему товарищу, когда мы стояли в одной балке и чуть было не задохнулись в землянке: печка дымила, и мы закрылись, легли спать и уже заснули так, что пульс едва стучал. Только он лежал и курил да и почувствовал себя плохо. Побежал за людьми, которые нас выволокли, именно выволокли чуть тепленьких…

27 февраля 1944 года

…Я с 6 июля 1943 года при абсолютно безвыходном положении был захвачен в плен, где и переживал эти горькие, злосчастные четыре с половиной месяца в тылу врага, борясь доступными способами с проклятой немчурой. Затем с группой партизан перешел линию фронта и очутился 31 января 1944 года у своих. Теперь вместе с теми же партизанами проходим комиссию и ожидаем с нетерпением возможности сразиться с фрицами по-русски. Вот, а теперь Ваше дело: считать ли меня сыном, мужем и братом, а так же и отцом моих крошек или сказать: «Мы тебя и знать не хотим!» Моё дело, конечно, пока я жив делать, всё чтобы искупить это несчастье.

10 апреля 1944 года

…Представляешь, дорогая Аня, мы сейчас кочуем в Бессарабии в царстве мамалыги и вина, среди молдаванского населения, которое очень мало знает наш язык, быт и существо. Их румыны запугали, старались настроить против нас, и они растерялись, когда мы пришли — простые русские люди…»

23 мая 1944 года

…Я стал более суеверным, как и многие люди, находящиеся в такой близости к смерти насильственной и противозаконной. Произошел у меня какой-то переворот. И не приходится обижаться, когда становишься свидетелем этого повсеместного явления. Бог начинает пользоваться авторитетом. Но хуже всего то, что совесть по-прежнему забыта. О Боге вспомнили, а о творимых безобразиях (или как их называют «грехи») тут же, после сотворения, забывают. И эти самые «грешники» еще живут…»

20 октября 1944 года

…Дорогая, напишешь мне про то, как пройдут праздничные дни. Мы, вероятно, попадем в самое пекло к этому времени. Может быть, будет такая же интересная война, как в Румынии, где только и дела было, что собирать фрицев по кукурузе для того, чтобы отправить их в концлагеря для военнопленных.

28 декабря 1944 года

…Уже давно я не писал, потому что не было на то никакой возможности — жили под открытым небом, в лесу. Теперь построились, хотя в землянке еще холодно, но чернила в ручке не замерзают, а я хочу еще и погреть свою душу теплым разговором с вами, моими далёкими дорогими, любимыми созданиями…

10 января 1945 года

…Сегодня видел друга по горемычной жизни. Мы служили по соседству. Вспоминали пути-дороги. Интересно все же получалось: из пятерых друзей, которых я тогда вытащил, остался он один. Двоих убило, двоих ранило…»

16 января 1945 года

…Устал за эти пять дней наступления. Теперь для вас не секрет, что 1-й Украинский наступает и находится в пятидесяти километрах от германской границы. Так мы и шагаем, уверенные, что с каждым шагом ближе к победе…

24 января 1945 года

…Не буду описывать, что мы видели здесь в Германии. Достаточно сказать, что награбили они (т. е. фрицы) достаточно и живут по-папски. Уже полсотни километров прошли по фрицландии и мирного населения не видели. Бросают всё и бегут. Пусть узнают, что такое война!..

31 марта 1945 года

…Надо тебе сказать, что в наступлении наша почта работать не умеет. Да и условия такие, что никак нельзя оторваться от дела. Представь себе: 20 часов идешь маршем, потом короткий отдых и снова 16–18 часов в дороге. Дорога, она не вся так уж хороша, иногда ночевать приходится в лесу. Иной раз соберешься отдохнуть, а тут приказание: ехать получать карты. Ну и снова дорога. Люди отдыхают, а я к концу отдыха приезжаю, раздаю карты и снова в путь. Ложусь на чью-нибудь повозку и, как удается, сплю. А приходится объяснить: однажды на марше по Бессарабии в течение одной ночи меня повозочный дважды перевернул в грязь, а наверх насыпались противотанковые мины (тяжелые, но не опасные, пока не установят). Так с тех пор и боюсь спать на повозке, всё думаю — вот-вот перекинется…

1 мая 1945 года

…А писать почти не о чем, кроме того, что ждем с часу на час сообщения об окончании войны. Долгожданный час! С каким энтузиазмом и радостью его встретят все народы и особенно наш народ, переживший весь кошмар!

5 мая 1945 года

…Уже 5-ое мая, а конца войны пока что нет. Отнюдь не теряем надежды, что скоро она закончится. Ведь Германия-то почти вся оккупирована. Поэтому ясно всем и каждому — не дотянуть до конца мая фрицам, придется все же признать полную нашу победу и свою безоговорочную капитуляцию…

16 июня 1945 года

…Опишу тебе, как мне посчастливилось в тот день первому узнать о Победе. Поздно вечером 9го мы пришли в чехославацкий городок Либерец, где разместились в центральной гостинице. Здание во всех отношениях прекрасное. Меблировка замечательная. В биллиардном зале радиоустановка. Чешка-кельнерша показала мне, где какой рубильник, и просила осторожно работать. Конечно, у нее было основание просить об этом, ибо вся братия была немного «под градусом», а от того, что перед этим две ночи не спали и целые сутки маршировали вслед за фрицами — глаза у всех лихорадочно поблескивали. Я, помню, был очень усталый. Но когда послышалась из радио музыка, появилось бодрое настроение. Долгое время, однако, Москву не могли поймать. Пробовали все… И вот на коротковолновом диапазоне я услышал русскую речь. С большим трудом отстроился от соседней станции и, несмотря на настойчивое приглашение друзей к столу, не ушел, пока не добился своего. Как раз издали Указ об учреждении медали «За Победу». У меня мелькнула мысль: «Стой! Значит, что-то есть! Моментом включаю трансляцию в зал, в биллиардную, на улицу и бегу к ребятам с предупреждением: «Сталин будет выступать!» Они тянут за рукав: «Садись, мол за стол» . я им говорю: «тише, голубчики!» потому что «голубчики» затеяли песни и спор. Насилу угомонились, зато, когда услышали первое слово Сталина — воцарилась гробовая тишина. Я бегом назад к приемнику — появилась какая-то хрипота, потом исчезла, но я так и не ушел до конца передачи от приемника. Слушал музыку и мечтал. После речи сотворилось светопредставление, но я был тих и грустен, сам не знаю, почему. Достал фотографии, в одиночку просмотрел любимые лица и не мог себе представить, что я могу вас увидеть так же близко…