От информационной засухи – к аналитической прохладе

Скребов Николай Михайлович, редактор службы радиовещания ГТРК «Дон-ТР». Член Союза российских писателей и Союза журналистов России. Работает в печати, на радио и телевидении с июля 1956 года.

– Я терпеть не могу этой аббревиатуры — СМИ — и опасаюсь, что со временем она будет расшифровываться как средства массовой индифферентации. Сегодня, на пятидесятом году моей работы в качестве журналиста, с сожалением вынужден отметить, что идет подспудная нивелировка и печатных, и звучащих в эфире материалов.

– Получается как бы возвращение «на круги своя»? И это после того, как журналист все-таки получил возможность проявлять себя и в эфире, и на газетных полосах как личность?!.

– Тут, по-моему, дело в степени доверия к новизне. Оно изрядно претерпевает из-за пиара. Попытайтесь представить себе 1956 год, когда всех просто очаровала новоявленная «Советская Россия». А Михаил Стрепухов (кстати, до 1947 года — редактор «Молота») просто сделал иной четвертую полосу, которая всегда в центральных газетах «забивалась» материалами ТАСС. Она вдруг «заиграла» живой информацией, информацией о людях, событиях, о фактах, которые казались необязательными к упоминанию. Тогда это стало образцом «психологической рентабельности».

– Но я читала «Молот» 20-х годов! Там также было великое множество информации именно о людях, правда, с определенным идеологическим уклоном, и — тем не менее! Это была традиция русской журналистики — внимание к повседневной жизни, успешно «присушенная» советской пропагандой.

– И апогей этого процесса, начавшегося в 30-х годах ХХ века, пришелся на первое послевоенное десятилетие. И по контрасту с этим появилась та незабвенная «Советская Россия», а потом — аджубеевские «Известия», пошла волна информационной раскованности. Не случайно шестидесятники выросли на этой прессе. Сколько интересных имен публицистов появилось тогда! А сейчас что происходит? Из журналистики уходит литература — в широком смысле слова. Уходит человек, воплощенный вербальными и визуальными средствами, которые даны журналисту в той мере, в какой это было свойственно корифеям нашей публицистики.

– Раньше бы это назвали «тлетворным влиянием Запада». Вам не кажется, что это действительно влияние журналистики факта, которая пришла к нам даже не из Европы, а из-за океана?

– Именно это влияние нужно рассматривать в контексте с другими влияниями. Наш словарь стал обрастать всякими «лизингами» и «клирингами», замысловатыми поначалу словами, а сегодня вошедшими в обиход, а потому уже не слишеом раздрадающими. Но все-таки они подменяют собой что-то, подменяют душу словесного рисунка. Да, так короче. По-русски надо сказать несколько слов вместо одного термина. Почему я применил слово «индифферентация»? Массового читателя принуждают становиться потребителем этого полупонятного, приблизительного чтива, про которое он обычно думает: «Ну, это не для меня». Другие, более продвинутые, действительно воспримут эту информацию, согласятся или не согласятся с нею. А для человека, который находится между этими двумя категориями — чаще всего это дети-подростки, — под этим влиянием происходит ломка привычной, понятной речи. Особенно в этом смысле коварны электронные СМИ, так как именно они провоцируют желание все это скопировать, не доходя до сути. Но ведь западная журналистика дала и великого Марка Твена, и таких военкоров, как Черчилль, Хемингуэй..

– А сегодня вы не назовете западного большого писателя, вышедшего из журналистики!

– В англоязычной литературе между газетной лексикой и лексикой бестселлера разница, естественно, меньшая, чем между хорошей литературой и приличной журналистикой у нас.

Но раз мы заговорили о Западе, то мне как радиожурналисту и газетчику особенно досадно за следующее: мы не можем осмыслить тот факт, что с приходом такой обезличенной манеры подачи информации мы не позаботились о необходимом смещении привычных понятий у аудитории, сформированной в антибуржуазных условиях

Между тем, это все рассчитано на людей, которые уже несколько столетий помнят постулат: если твой доход на шесть процентов вырастает за год, ты сможешь жить так, как живешь сейчас. Если на процент меньше — через шесть лет обеднеешь. Этого у нас — нет. Подобный подход к жизни на протяжении многих лет считался мещанством и ассоциировался с частнособственническими интересами, хотя частная собственность у нас все-таки была, стыдливо называемая личной. Так что многое из того, что мы предлагаем вниманию аудитории, падают не на ту почву. А эти новации нашей жизни должны быть понятны, и тут одной информацией не обойдешься. Нужна популярная аналитика

Из московской газеты или эфира можно узнать, сколько стоит земля на Рублевском шоссе или вблизи Химкинского водохранилища. А земельный пай старенькой крестьянки в Семикаракорском или Кашарском районе? Вот и должна она узнать из десятиминутной передачи по проводному радио или из публикации в муниципальной или региональной прессе, почему он подорожал или подешевел, и в зависимости от чего находится его цена.

— У многих представителей муниципальной прессы или региональных электронных СМИ нет понимания, что именно это-то и надо доносить сегодня до людей. А, может быть, просто нет сегодня у «муниципалов» и «региональщиков» таких возможностей, как, скажем, у муниципального радио с его десятью минутами вещания в день!? Но ведь жила же Россия в рыночной экономике. Газета «Приазовский край» тиражом свыше 100 тысяч экземпляров издавалась акционерным обществом, и, думаю, там не знали, что такое процент списания

– Я не имею опыта работы в негосударственных СМИ. Поэтому — не судья тем из них, кто и как выживает сегодня. Но такое положение, когда газета может закрыться из-за полного отсутствия финансов, побуждает вспоминать Ленина, который сто лет назад писал о зависимости творца от денежного мешка. Он может находиться и в руках государства, и неназванного лица. Но от этой зависимости, боюсь, происходит потеря объективности.

– А могут ли быть газета или электронное СМИ полностью объективными? Не зависимыми от денежного мешка? И кто мог бы этим сегодня озаботиться? В Пермской области именно организация Союза журналистов взяла на себя обязанность искать рекламу для муниципальных СМИ, помогая им выживать.

– Это удивительно! Может быть, именно так — при помощи творческого союза! — и можно найти путь между Сциллой экономической зависимости и Харибдой необходимости сохранить лицо.

– Что же ценится сегодня, с вашей точки зрения, в журналистике?

– Только не сенсация! Чрезвычайно привлекательная для журналиста, а через него — и для читателя, она заслоняет собой самые обыденные факты из жизни человека и общества, в которых отражается что-то очень существенное и глубинное. Потому именно жизнь простых людей не находит себе место в нынешнем информационном потоке, не становясь предметом более глубокого исследования. А спросите сегодня человека, чем отличались 70-е годы ХХ века от 80-х? Вам мало кто ответит на этот вопрос. В наших СМИ современность существует только в злободневном аспекте, а история — только в круглых датах. А она должна существовать как память о людях, сделавших для современности очень много, без чего ее и не было бы. Из такой мозаики и складывается история нашего времени, которую сегодня, если выражаться без боязни патетики, и пишет журналист.

«Новая газета на Дону», №2(57) 2005.- с.13

Читайте также...

Яндекс.Метрика