Перечеркнув собою ночь!…

18 июля исполнилось 100 лет со дня рождения писателя, поэта, библиофила, создателя литературного музея в городе Волгодонске Владимира Викторовича Смиренского.

Притяжение этой личности таково, что покинув нас 25 лет назад, он продолжает жить в памяти людей, его знавших. Попробуйте назвать его имя в Ростове кому-нибудь из тех, кто работал в газетах и журналах в 60-70-е годы. Ваши собеседники моментально оживятся, вспоминая то впечатление, которое произвело на них знакомство с Владимиром Викторовичем. А ведь его, «подневольного участника многих великих строек социализма», практически не печатали — ведь не находились его произведения на «магистральном пути развития советской литературы»(подлинная цитата из ответа партийного чиновника).

Но что-то от той России, которую, как нас уверяют, мы потеряли, присутствовало в этом человеке, несмотря на все горькие превратности его судьбы. Может быть, это и было его самым главным «преступлением» перед государством — содержание в себе на генетическом уровне культуры «серебряного века, представителей которой либо заставили замолчать, либо вынуждали писать идеологически выдержанные стихи. Читая стихотворение Смиренского в старых подшивах нашей газеты «Мастерам грядущего», поневоле вспоминался Осип Мандельштам. Понятно, что речь идет о личностях разного масштаба, но явление-то одного и того же порядка. Вспомним вымученные строки Осипа Эмильевича о том, что он в Кремль идет, «как в колхоз идет единоличник». Поэт мучительно пытается понять, почему же он не вписывается в окружающую жизнь. Это потом мы узнаем, что параллельно писались стихи о голодном Крыме, о «мире, который, как череп, глубок», про «флейту греческой мяту и йоту». Сейчас они опубликованы. Стихи же Смиренского, его настоящие стихи, поэма о Лермонтове, воспоминания о Хлебникове, Ахматовой, Шостаковиче, Маяковском, его книга о Грине оставались лежать в письменном столе до конца его дней. Часть из упомянутого стараниями автора этих строк опубликовано в журнале «Дон».

Право же, ему, лично знакомому с Блоком, секретарю Сологуба, внуку адмирала Макарова в конце концов, знавшего практически всех поэтов «серебряного века» лично, было с чем познакомить молодых современников. Но фраза из его стихотворения второй половины 20-х годов о «России в радости и в

слезах» не прошла мимо внимания компетентных органов. Ломали поэта, пророчески выбравшего себе псевдоним «Андрей Скорбный», всю жизнь. В любимый его Питер вернуться не позволили, и он осел в Волгодонске. Для окружающих его людей он оставался страстным библиофилом. Это, слава Богу, не возбранялось. На основе своих коллекций Владимир Викторович создал в Волгодонске литературный музей на общественных началах.

Он же был одним из тех, кто стоял у истоков литературного объединения, которому в эти дни исполняется 45 лет. Конечно, о таком руководителе можно было только мечтать. И, по воспоминаниям сотрудников библиотеки, места, где собирались поэты и прозаики, Смиренский делал замечания очень деликатно, мог даже ни слова не сказать, а человек уже понимал, что ему стоит подумать над написанным. И, конечно, на людей оказывало свое влияние само его мироощущение. Ведь человек не озлобился, не ожесточился. Из своей роскошной библиотеки часто делал подарки библиотеке городской. И много книг он подарил Юрию Неизвестному, волгодонскому поэту, также, как сам, ленинградцу, выросшему сиротой.

После смерти Владимира Викторовича члены литобъединения просили городские власти назвать переулок, где он жил, его именем. Разумеется, последовал отказ, в котором, к тому же, Смиренского назвали «сомнительным литератором». Но ученики таки отдали дань своему Учителю. Вот как вспоминал об этом Александр Авдеев:»Из горкома нам сказали, что через город нельзя гроб нести, мол, в здании горкома идет какое-то заседание. Но мы — Юра Неизвестный, я и другие ребята сказали:»Только прямо, с почетом!» Перед редакцией «Ленинца»(была такая газета) остановились, чтобы проститься с ним могли товарищи. Потом понесли дальше. Вобщем, не выполнили мы указание горкома, пошли прямо. И я об этом не пожалел никогда».

Юрий Неизвестный, ученик Смиренского, посвятил ему стихотворение:

Безлунной ночтью, над мирами,
Когда светить уже невмочь,
Срываясь, звезды умирают,
Перечеркнув собою ночь.

Но это не единственное стихотворение, посвященное Владимиру Викторовичу. В 1921 году он и его брат Борис Смиренский помогли Константину Вагинову — известное имя в русской литературе — выпустить первый сборник «Путешествие в хаос». В нем напечатано стихотворение с посвящением поэту Владимиру Смиренскому, которое предвосхищает тот крестный путь, что предстояло пройти ему в жизни:

Умолкнет ли проклятая шарманка?
И скоро ль в розах, белых и пречистых,
Наш милый брат среди дорог лучистых
Пройдет с сестрою нашей обезьянкой?
Не знаю я… Пути господни — святы,
В телах же наших — бубенцы, не души.
Стенать я буду с каждым годом глуше:
Я так люблю Спасителя стигматы!
И через год не оскорблю ни ветра,
Ни в поле рожь, ни в доме водоема,
Ни сердца девушки знакомой,
Ни светлого классического метра…

Возьмите в руки томик поэзии Константина Фофанова из большой «Библиотеки поэта». Автор вступительной статьи — Владимир Смиренский. Вышла книга в самом начале 60-х годов прошлого века, когда Владимира Викторовича, исследователя творчества этого забытого, но тем не менее замечательного поэта ХIХ века, практически нигде не печатали. И только для Владимира Орлова, редактора серии, лагерное прошлое автора значение не имело…