Потомкам – на память

Фронтовик Владимир Иванович Ольшанский

Как же интересно разговаривать с фронтовиками, у которых и до войны жизнь — пусть мальчишеская! – была насыщенной и интересной. А ели учесть, что отец нашего героя был журналистом и в свое время работал в «Молоте»?!…

«Журналистские гены» у Владимира Ивановича Ольшанского проявляются и в манере разговора, и в отношении к документам, несмотря на его профессию.

А влекло его всю жизнь к автомобилям, потому и поступил он после окончания неполной средней школы в дорожно-механический техникум, который сейчас носит гордое название колледжа автомобильного. Но даже первый курс окончить ему не удалось, поскольку началась Великая Отечественная. Уехать в эвакуацию семья не успела, потому события 21 — 29 ноября Володе Ольшанскому довелось наблюдать своими глазами.

Еще в начале войны всем жителям Ростова было предложено сдать радиоприемники и …велосипеды. Все это было свалено в подвале Дома радиовещания, который находился в здании, известном как дом Мелконова-Езекова (сегодня это место занимает бывший кинотеатр «Буревестник»). Самое страшное во время всех войн время – безвластие. Но именно тогда жители города и пытались запастись чем можно из оставленных складов, понимая, какие грядут времена. В это время в подвале с хранившимися в нем радиоприемниками и велосипедами были сорваны замки. И приемники исчезли. Володя Ольшанский, семья которого до войны приемника не имела (много чего до войны в нашей стране было редкостью!), тоже прихватил один из них и спрятал его в ящике письменного стола.

Первый приказ пришедших фашистов: имеющиеся приемники – сдать! За невыполнение – понятно что. Но ростовчане приемники врагу не сдавали, а выбрасывали их ночью на Пушкинский бульвар. «Там их лежали горы, — рассказывает Владимир Иванович, проживавший в то время на Пушкинской. Свой-то приемник он не выбросил и продолжал слушать по нему радиостанцию Коминтерна, передававшей из Москвы вести с фронта. Отец отнесся к его ночным бдениям у приемника с пониманием. Что еще запомнилось – как немецкие солдаты пытались стащить статую Ленина у парка Горького с пьедестала, как остался на своем пьедестале Киров. Свой порядок с 21 по 29 ноября оккупанты навести в городе не успели. Только потом стало известно о расстреле в Нахичевани, о боях там же политрука Козлова, так и не сдавшего обороняемый дом фашистам.

В 1942 году отец Володи получил назначение в совхоз «Гигант», он должен был там наладить выпуск газеты. Семья отправилась в Сальский район. Когда закончилась бумага, приступили к выпуску радиогазеты. Когда и сюда пришли фашисты, отца кто-то выдал на следующий день. В Ростове за семь дней оккупации на него не донес никто, а здесь это случилось. После того, как отца забрали гестаповцы, Володя больше его не видел.

После освобождения района 10 мая 1943 года Владимир Ольшанского призвали в армию.
Оттуда, из действующей армии до конца войны и приходили письма, которые мать солдата сохранила и в годы войны, и в мирное время. А сейчас их хранит сам Владимир Иванович. Причем хранит в том самом немецком железном сундучке для патронов, оцинкованном изнутри, который сам нашел после освобождения района на месте боя.

Писем накопилось много. Причем они так разнятся по внешнему виду, что по ним впору изучать изменение работы почтового ведомства во время войны. Текст поначалу писался на чем придется – на обороте боевого листка, на памятках бойцам с агиткартинками: чего стоит только изображение зайца, с ухмылкой наблюдающего, как удирает карикатурный фашист?! Были и знаменитые «треугольники», которые и сегодня фронтовик может свернуть с закрытыми глазами. Потом полиграфическая промышленность СССР наладила выпуск листков, которые складывались в конверт – естественно, поначалу незапечатанный, так как военная цензура подробности фронтовой жизни в тыл не очень-то и пропускала. Но в паре писем они содержатся и вносят некоторую ясность в условиях жизни людей – как в тылу, так и на фронте. К примеру, пишет зенитчик Володя матери о том, какая у них уютная землянка – теплая и даже стены оклеены бумагой. И прибавляет: «Многие ваши соседи, думаю, живут в худших условиях». Значит, помнит, каким оставил Сальский район, уходя на фронт в 1943-м. Но не мог он написать о том, как видел плавающие трупы фашистов в великой русской реке Волге, как обороняли его зенитки мосты и железнодорожные станции, как прикрывали переправу наших войск при взятии Варшавы… Не мог он написать, как сгорел в танке его лучший друг Юрий Журавлев, именем которого он назовет потом сына, как в последний день войны, уже в Берлине, пуля оборвала жизнь его одноклассника Виктора Зотникова…

Есть в этом сундучке у Владимира Ивановича и письмо его дяди Семена, воюющего в Крыму. Сам он был моряком, а воевать ему пришлось в пехоте. Но рвался-рвался в родную стихию моряк. И просит он в своем письме домой прислать на фронт его же фотографии, где он снят в морской форме. Это, считает Семен, будет доказательством его

принадлежности к флотской братии. А другой – нет: все документы и снимки хранились у него в нагрудном кармане. Но во время боя взрывная волна, словно ножом, срезала это место гимнастерки, и все документы пропали.

А еще хранятся у Владимира Ивановича Ольшанского его фронтовые снимки, которые прошли с ним всю войну. Они бережно собраны в специальном альбоме – потомкам на память.