Возвращение «Кармен»

10.11.2008

Надежда Кривуша в опере Ростовского музыкального театра

Кармен - Надежда Кривуша

В Ростовском государственном музыкальном театре состоялась премьера самой известной оперы Жоржа Бизе. Если вспомнить спектакль по этой опере десятилетней давности, то с радостью приходится констатировать: на сцене можно увидеть принципиально иной, гораздо более высокий уровень культуры

И, тем не менее, по-прежнему «больным местом» театра остается режиссура.

Но сначала о сценографии, для создания которой приглашен из Москвы почетный член Российской академии художеств Юрий Купер. На взгляд автора этих строк, она удачна, а вот к тому же художнику, судя по всему, также автору костюмов, есть вопросы. Особенно в последнем действии, где Кармен выглядит словно сошедшей с обертки известного советского мыла.

Главная героиня в исполнении Надежды Кривуши, чей роскошный голос удалось услышать (есть еще три исполнительницы этой партии) задумана режиссером, народным артистом России Юрием Лаптевым, персонажем отрицательным. Об этом постановщик сообщил на предшествующей премьере пресс-конференции. Но великая музыка Бизе (дирижер-постановщик Валерий Воронин) явно этому противится. Что поделать – любит композитор эту оторву-цыганку, многим мужикам жизнь испортившую. Сам влюблен в нее и другим дает полюбоваться, сочинив для исполнительниц потрясающие хабанеру и сегидилью. Так что наделение Кармен изрядной вздорностью и стремлением унизить бывших возлюбленных кажется чем-то инородным в этой системе координат.
Как известно, намерения героев прежде всего проявляются в действиях. Каким бы не был бесхарактерным Хозе (Александр Лейченков), зрители должны понять, как он относится к Кармен до его признания в любви и помощи в побеге. Однако режиссером это в первом действии не выстроено: Хозе теряется в толпе и «выныривает» из нее только к моменту ареста. «Убивает» и финал этого спектакля – кстати, ни в одной из последних ростовских премьер финалы не выстроены. Да не будет облаченная, видимо, заботами Эскамильо (Петр Макаров) в весьма цивильное платье Кармен столько страсти уделять выяснению отношений с уже ничего не значащим для нее мужчиной! Она отмахнется от него, как от назойливой мухи – и не более того! – приближая роковой конец. А если и кинет ему свой веер — мол, убей, если такой смелый! — то тут же повернется спиной, будучи уверена — не посмеет! Вот оно, то самое одно физическое действие (а не бесконечные метания по сцене), которое могло бы все это выразить! Кстати, многие зрители, выходя из зала, так ничего и не поняли про орудие убийства. Да и у изображенного на программке веера явно тупые концы, так что на холодное оружие он претендовать не может.
Можно еще говорить о многом, что свидетельствует в этом спектакле о стремлении режиссера скорее к внешним эффектам, чем к истине человеческих страстей. Апофеозом этого стало появление в последнем действии живой испуганной лошади с испуганным же всадником, поющим, правда, при этом бравурные куплеты. Видимо, режиссер незнаком с утверждением Станиславского о том, что переиграть на сцене детей и зверей невозможно.